Свечки и печки

Фото: Андрей Копий

«Русская планета» пообщалась с православным катехизатором

Сергей Жульев

5 мая, 2014 10:58

12 мин

Понятия об институте катехизации, несмотря на постепенное развитие этой стороны духовной жизни, все еще остаются довольно размытыми. Курсы «мирских проповедников» или, как их часто называют, «педагогов веры», функционируют в городе уже несколько лет, однако деятельность их выпускников вызывает вопросы уже на уровне определений. Чтобы разобраться в работе современного православного просветителя и услышать «светско-духовное» мнение о процессе формирования религиозных взглядов в среде нижегородцев, корреспондент «Русской планеты» побеседовал с одним из первых катехизаторов Нижнего Новгорода, ассистентом кафедры журналистики ННГУ Анной Ермолиной.

Работа катехизатора действительно «на первый взгляд как будто не видна». Вопреки представлениям о типичном православном проповеднике, Анна Ермолина — современная женщина, преподаватель, бывший обозреватель пресс-службы Нижегородской епархии. В течение беседы она неоднократно повторяет:

− Катехизатор не ходит по улице с крестом и не призывает низким голосом людей молиться. Не проповедует каждый день, безотлагательно и на большую аудиторию.

С Анной Ермолиной мы встречаемся на кафедре журналистики ННГУ, где у нее намечена беседа со своими студентами по вопросам дипломных и курсовых работ. Людей немного, поэтому удается попросить катехизатора-педагога рассказать о своей деятельности подробнее:

− О катехизаторе постоянно говорят «в общем», но кто это все-таки такой? Есть ли отличия от более привычного понятия — «миссионер»?

− Я бы не сказала, что миссионер — это более привычное понятие. Оно западное и от этого более разрекламированное. Отличия же между ними очень серьезные. В подавляющем большинстве случаев миссионер — это священник или человек, привлеченный священником, чтобы служить делу церкви. Но катехизатор — это не священник, а просто человек самой разнообразной основной профессии, разделяющий точку зрения того вероучения, которому он принадлежит, и уже в основе его религиозной деятельности лежит духовное просвещение людей.

− Каким образом происходит это просвещение?

− Всегда по-разному. Катехизаторами становятся люди самых разных возрастов: насколько я знаю, от 17 до 87 лет, и разных профессий: юристы, врачи, педагоги, экономисты. Даже токари, пекари, дворники, охранники. На курсах катехизаторов при соборе Александра Невского, которые я заканчивала, было несколько человек вовсе без образования и, например, четверо журналистов. Так вот, журналисты занимаются подобным духовным просвещением непосредственно через СМИ или работу в пресс-службах. Перед началом курсов я несколько месяцев отработала в просветительском центре «Глагол» — это управление СМИ Нижегородской епархии (сейчас уже митрополии), тогда у нас было довольно много новичков и чтобы «погрузиться в тему», мы отправились на эти курсы. В случае, когда профессия далека от общения с большими группами людей, процесс просвещения происходит несколько иначе. Как? Точно я сказать не могу, здесь у каждого индивидуальный подход, все зависит от круга общения катехизатора. В данном случае у журналистов охват очень широкий, и здесь вопрос стоит даже не в духовном просвещении аудитории, а в более профессиональном подходе к работе с представителями основных конфессий. Что касается рабочих специальностей, то там человек может вести просветительскую деятельность среди коллег или друзей. Точной инструкции, «что, как и среди кого делать», у катехизаторов нет. Благо, вера у всех нас одна и понимание этой веры примерно одинаковое.

− То есть в повседневное общение на работе и с друзьями человек вносит определенный просветительский акцент?

− За два года курсов катехизации я поняла, что подходы могут быть диаметральными. По большому счету все отдается на откуп человеку, который этим занимается. Журналисты в любом случае иногда пишут материалы религиозной направленности. Врачи (а катехизаторами бывают и кандидаты медицинских наук) ведут просветительскую деятельность среди другого медицинского персонала или больных. Преподаватели, как я, помогают студентам разбираться в вопросах богословия, организуют экскурсии. У нас нет западного подхода тех самых миссионеров — продвигать «в лоб», человек просто немного перестраивает свою жизнь и свою манеру общения в параллель с теми знаниями, которые были получены на курсах. Это очень тонкая работа. Что касается меня, то я никогда не разговариваю с человеком на тему религии, если он сам не проявляет к этому интерес. Можем поговорить о колготках, можем поговорить о бижутерии — о чем угодно. Никогда не спекулирую катехизаторством, а желание быть услышанной у меня и так реализовано в педагогической деятельности.

− Что представляют собой курсы катехизаторов?

− Курсы при соборе Александра Невского — это два года учебы по выходным, причем довольно долго: как правило, с 10 до 17–18 часов. В целом, все как в университете: пары, лекции, экзамены. Много внимания уделяется истории религии, вопросам богословия и так далее. Несмотря на два высших образования, там я действительно узнала много нового и интересного, даже в том, что касается общей истории России. К тому же курсы бесплатные, нас бесплатно кормили, да и атмосфера обучения была замечательная.

− Чем, с точки зрения катехизаторства, вы занимаетесь в рамках вашей профессии?

− Сейчас я не могу сказать, что моя журналистская деятельность как-то связана с православным катехизисом, так как я работаю в издательстве «ОБЛСОВПРОФа». Зато в педагогике это проявляется ярко, потому что на кафедре журналистики в ННГУ я читаю свой авторский спецкурс — «Пиар в сфере этно-конфессиональных отношений». Там я рассматриваю не только православие, а вообще все религии, распространенные в Нижегородской области. Это спецкурс по выбору, но без ложной скромности скажу, что у меня много студентов, некоторые просто приходят послушать, не для «галочки» в зачетке. Предмет в целом светский, но я стараюсь «поставить им голову» с точки зрения основ веры просто как гуманитарного знания. Дело в том, что хорошим журналистам это все необходимо знать, и неважно, к какой конфессии они относятся и верят ли в Бога вообще. Например, в центре «Глагол» работают люди разных вероисповеданий, но при этом они пишут потрясающие материалы о православии, знают его основы, замечательно общаются между собой. Это профессионалы, профессионализму я и учу своих студентов. Конечно, мы много говорим о толерантности и веротерпимости, потому что если взять ту же самую пресс-службу областного духовного управления мусульман — кто там работает, кроме самих мусульман: русский, еврей, украинец-католик. Люди выдают качественные информационные продукты, несмотря на подобное религиозное многообразие. Слово журналиста — это весомая доля в катехизаторстве, ведь читают материалы тысячи, а иногда и миллионы людей.

− Может, тогда есть смысл говорить о многоконфессиональном катехизаторстве?

− Я думаю, что это вопрос будущего. Ведь многим пока тяжело разобраться в основах и одной религии, у студентов в голове «ералаш», но и преподавательский катехизис не исключительно христианский. Естественно, студенты заведомо не все православные: есть мусульмане, есть неверующие, есть крещенные, которые категорически не хотят посещать храм, есть иудеи. Я даю базовые знания по всем конфессиям и стараюсь организовать экскурсии в православный храм, в мечеть, в синагогу. В кабинете мы сидим редко.

− Студентам это интересно? Ведь молодежь сейчас в основном далека от религии и у многих к ней возникает чувство отрицания и неприязни.

− Многие изначально встречают подобный процесс обучения обескураженно, но никакого навязывания нет — это необходимая процедура для того, чтобы получение знаний проходило эффективно. Я не воспитываю в них верующих людей, я предлагаю им «радугу» — целый спектр подходов к вопросам религии. В то же время постоянный разговор о воспитании духовности и азах православной веры, который муссируется в СМИ, оказывает на молодежь и негативное воздействие. Сейчас, грубо говоря, открыто все, но такой напор отвращает 17–18-летних студентов, работает в минус. Несмотря на интереснейшие проекты патриотического и духовного воспитания, необходимый посыл молодежью улавливается редко. Знаете, в школьные годы я очень любила песни Владимира Высоцкого, играла на гитаре и в конце девятого класса написала сочинение о Высоцком как о поэте. За него мне поставили «кол» с формулировкой, что это даже не поэт, а человек с сомнительной биографией, и творчество его сомнительно, но мое сочинение выкрали из учительской и читали всей школой. Вы можете представить, что сейчас томик Высоцкого выкрадут откуда-то? Зачем?! В интернете можно найти все что угодно. В советские годы его концерты запрещали, но народ буквально ломился — крушил двери и окна; тогда кто-то из умных КГБ-шников сказал очень важную фразу: «Разрешите, всех пустите, откройте двери и окна, пусть все слушают, и тогда через несколько лет они ни одной его книги не откроют!». То же самое сейчас происходит и с Катехизисом, и с основами веры. В 90-е годы все было в новинку, это было необычно. А когда дорога к Христу открыта, половина не хочет к нему идти, им это не интересно.

− Можно что-то изменить?

− Я никого никогда не агитирую, процесс прихода к вере очень интимный. Влезать туда я как педагог, прежде всего, не имею права. Можно только показать, познакомить. Когда мы в рамках занятия идем в храм, сразу на непонятливые взгляды отвечаю: «Я не собираюсь вас крестить». Если человек не хочет, то это последнее дело — что-то там в нем менять. Я уверена, что насильно в рай привести нельзя, но есть определенный элемент катехизаторства в том, чтобы просто заинтересовать студента и привести его на экскурсию. Порой в глазах тех, кто кричал: «Ноги моей не будет в православном храме», после посещения я вижу толику заинтересованности.

Под конец беседы, отойдя от вопросов катехизиса, удается узнать мнение Анны Ермолиной о процессе недавней реорганизации Нижегородской епархии, превращения ее в митрополию, и о проекте строительства православных церквей в шаговой доступности для жителей каждого района города. Помимо этого, задаю катехизатору и очень личный вопрос:

− А вы сами воцерковленный человек?

− По классическому пониманию нет. Часто у меня не получается раз в неделю посещать храм, а исповедоваться всуе не хочется. Я больше внимания уделяю качеству, чем «букве закона». Бог смотрит на наше сердце, а не на календарные даты. Отбывать повинность в храме не нужно, лучше сделать другое дело — то, что, например, ждут от вас близкие люди. Но если брать более современное понятие воцерковленности, то может быть. Я вообще не задумываюсь над этим, просто живу. Живу верой, и вера мне очень помогает, а обряд ради обряда — это не ко мне.

Что касается инициатив руководств города и области о существенном увеличении православных приходов, то, по словам Анны Ермолиной, мнение на этот счет складывается двоякое:

− С одной стороны, каждый молящийся имеет право на церковь рядом со своим домом, но с другой стороны — где взять столько верующих, чтобы все храмы были заполнены, чтобы у батюшек были сборы, хватало денег на свечки и печки? Ведь каждый храм должен содержать сам себя, а у нас народ идет туда только на Пасху и на Рождество, в остальное время — пусто. Давайте будем честны с собой.

По мнению православного катехизатора, храм с воскресной школой и детской площадкой — это все-таки намного лучше, чем помойка или пустырь. А вот создание митрополии на духовной жизни нижегородцев никак не отразилось, по факту это просто структурное изменение, касающееся только жизни духовенства.

− Вообще дробление целой области и объединение частей в митрополию говорит прежде всего о том, что к региону есть интерес, а значит, будем развиваться, — подытожила Анна Ермолина. — Владыку Георгия очень хвалят за строительство храмов, за качество службы, за охват территории, за работу в отдаленных районах. Но простым батюшкам тяжело. В этом отношении, на мой взгляд, создание митрополии — минус. У каждого священника по шесть храмов на огромном расстоянии друг от друга, а времени на людей не остается совсем.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе