Новости – Общество
Общество
Перехитрившие воду
Метеор-1. Фото: rechflot-63.ru
«Русская планета» вспоминает корабли на подводных крыльях, ушедшие в историю Нижнего Новгорода
18 сентября, 2014 18:03
10 мин
50 лет назад, в 1964 году, в Горьком на воду был спущен флагман советского флота судов на подводных крыльях — «Буревестник». Разработка потерпела фиаско: судно так и осталось единственным в своем роде. Зато его предшественники — катера «Ракета», «Метеор» и «Комета», также разработанные горьковским инженером Ростиславом Алексеевым, сотнями и в разных модификациях эксплуатировались на реках и морях СССР (затем — России) и по всему миру. Ветеран завода «Красное Сормово» Анатолий Бордюков уверен, что технологии полувековой давности опережают даже современные представления о речном транспорте, находящемся теперь в критическом упадке. Вместе с бывшим мастером сормовского завода и нижегородским историком Михаилом Коробовым «Русская планета» вспомнила первые конструкторские опыты Ростислава Алексеева и зарю эпохи судов на подводных крыльях.
Многие горьковчане (теперь уже нижегородцы) патриотично приписывали происхождение фразеологизма русской классики «встать на крыло» пятидесятым годам прошлого века и Сормовскому району, где на заводе «Красное Сормово» работал инженер–конструктор Ростислав Алексеев. В период с 1942 по 1957 год советский кораблестроитель (уроженец города Новозыбкова) воплотил в жизнь идеи, казавшиеся наиболее футуристическими в сфере транспортных разработок, создав в итоге новый класс отечественных судов — суда на подводных крыльях. Даже война этому не помешала:
– Тот факт, что Ростислав Евгеньевич не отправился на фронт, стал во многом очень знаменательным. Неизвестно, что бы было, будь он на пару лет моложе — скорее всего, призвали бы как студента. Но такой талантливый конструктор пригодился в тылу намного больше, — заявил корреспонденту «Русской планеты» автозаводский историк Михаил Коробов. — Защитив осенью 1941 года дипломную работу о проектировании маломощных судов на подводных крыльях, Алексеев по военной необходимости занялся контролем технологий при выпуске танков. Однако изобретательский потенциал реализовывал почти сразу — на первом же году работы, практически в свободное время, он «реанимировал» двигатель для торпедных катеров. Тогда руководству завода стало очевидно, что Алексеев — кораблестроитель по призванию. Вскоре ему предоставили практически полную свободу мысли и действий в проектировании судов на подводных крыльях. Советский историк Ирина Сидорова приводит слова из воспоминаний самого Алексеева о разговоре с главным конструктором завода «Красное Сормово» Владимиром Крыловым, который однажды решил расспросить молодого инженера о его дипломном проекте. «Думайте, работайте. Кончится война — опять возьмемся за корабли», — предсказал тогда Крылов. Это была только середина войны, но конструктор оказался прав.
Предрасположенность к новаторству Ростислав Алексеев проявил еще за несколько лет до войны, когда участвовал в парусных регатах. Внимание на этот вид спорта инженер обратил в юности и уже тогда демонстрировал задатки конструкторского таланта, умея, как говорят, «перехитрить воду» с сугубо технической точки зрения.
– У него даже кличка была — Адмирал. Это проявлялось в характере и действиях, — продолжает историк. — Парусный спорт — занятие командное, и, несмотря на решительность и бойкость, Алексеев очень много общался с коллегами и все идеи выносил на обсуждение с напарником по яхте. Близким по духу и идеям партнером стал для конструктора молодой Леонид Попов. Вместе с ним еще в тридцатые годы Алексеев начертил маленькое судно необычной формы, приподнятое над водой. Смелая идея была понятна даже школьникам: нужно уменьшить сопротивление, поставив корабль на какую-то «подставку», в данном случае — подводные крылья. Небольшое проектное судно будущие инженеры веревкой привязывали к собственной яхте и уже тогда отмечали новую динамику движения. Правда, большой проблемой стала устойчивость судна. Ее приходилось решать уже в военные годы, когда раненый Леонид Попов вернулся с фронта, и Алексеев взял его к себе на работу.
По словам историка Коробова и слесаря сормовского завода Анатолия Бордюкова, до самого конца войны разрабатывать новейшие технологии судостроения Алексееву приходилось в небольшом сарае на берегу Волги. Первыми слесарными работами по корпусу и подводным крыльям инженер занимался вручную вместе с юным слесарем Александром Некоркиным.
– Алексеев уделял огромное внимание слесарным работам по металлу, — утверждает Анатолий Бордюков. — Приходилось с точностью подгонять все детали, шлифовать крылья и так далее. Я начал работать слесарем на «Красном Сормове» уже позднее, с 1963 года, но даже тогда «краем глаза» замечал щепетильность Алексеева при работе с инженерами и слесарным цехом. Тем более в те годы акцент делался на экранопланы для военно-морского флота — почти новый вызов. Но даже в эти годы не все было гладко, что уж говорить о середине сороковых годов. Когда Алексеев, Некоркин, Попов и еще один инженер–энтузиаст Николай Зайцев впервые выкатили пробное судно на воду, их встретили любопытные взгляды, а затем смех — «детище» сразу опрокинулось на бок. Уже потом, спустя некоторое время, Алексеев понял, что для устойчивости необходимо заполнить крылья изнутри водой, сделав отверстия. Поговаривали, что идея не нова, будто бы такой принцип уже использовали судостроители в Европе и Америке, но советские инженеры об этом, якобы, ничего не знали. Важно лишь то, что проблема устойчивости на том этапе быстро была решена, но потом Алексеев неоднократно с ней сталкивался. Но со скоростью проблем уже не было.
Когда война закончилась, Алексеев «переехал» в цех. Нужды страны быстро сменились с танков на гражданскую технику, на корабли — в частности.
– Первые послевоенные корабли «Красного Сормова» были еще обыкновенными баржами, — утверждает Коробов. — Судно Алексеева тогда уже «вставало на крыло», но до заводского воплощения этой идеи прошло еще около десяти лет. В этот период Алексееву приходилось заниматься всем, вплоть до простых буксиров. Однако был сделан серьезный шаг вперед: пригодился опыт войны и производства танков, когда время на строительство сократилось примерно вдвое. Теперь судно, в зависимости от размера и сложности технологии, выпускалось максимум за два месяца. Раньше все собиралось в одном месте — корпус постепенно обшивался металлом. В конце сороковых годов суда начали строить по частям в разных цехах; этот, унаследованный от войны принцип, повсеместно используется и в наше время.
К началу пятидесятых у Алексеева появился целый «цех» энтузиастов — около 40 молодых инженеров–конструкторов. Вскоре разрешение на строительство небольшого гражданского катера на подводных крыльях было получено, а уже летом 1957 года на Волгу спустили первую «Ракету». В различных модификациях, но без принципиальных изменений, та «Ракета» Алексеева единично используется до сих пор, в том числе и в Европе.
– На Всемирном фестивале молодежи в Москве «Ракета» появилась триумфально, — ставит итог историк. — Тогда на «конструкцию будущего» обратили внимание все, вплоть до руководителей СССР. А спустя несколько месяцев уже второе судно Алексеева, «Метеор», добралось до столицы не за 48–50 часов, как все корабли раньше, а в четыре раза быстрее.
В том же 1957 году катер «Ракета» ушел в первый регулярный рейс до Казани, а затем начал курсировать до поселков и деревень на Волге и ее притоках, по всей Горьковской области и окрестностям.
– Для реалий тех лет это оказалось необычайно удобно. Ведь многие населенные пункты были труднодоступны «по суше». Суда, вплоть до девяностых годов, курсировали как пригородные автобусы, обходя почти все пристани, — вспоминает Анатолий Бордюков. — В выходной с Речного вокзала за час можно было добраться до поселка Память Парижской Коммуны, чтобы собрать грибы–ягоды. Многие ездили в деревню, в сад и даже включали «Ракету» или «Метеор» в маршруты «с пересадкой». Быстро и удобно можно было добраться до Чебоксар или Казани. Гости города любили просто прокатиться на таком катере с ветерком до Городца и обратно. Со временем появились «Буревестник», гигантский «Спутник» на 300 пассажирских мест, «Вихрь», «Комета». Но они все, кроме последнего, не стали так популярны, как «Ракета» и «Метеор». Первые два остались в единственном экземпляре, «Спутник» вообще был признан провальным — из-за сильнейших вибраций механизмы быстро разрушались, а топлива требовалось на порядок больше. Проработал «Спутник» только четыре года, «Буревестник» же плавал до середины девяностых. Более успешные экземпляры позже курсировали даже по Черному и Каспийскому морям, продавались за границу.
По мнению ветерана сормовского завода, развитие речных судов «в темпах Алексеева» позволило бы сейчас пассажирским катерам развивать максимальную скорость в 150–180 километров в час и, при правильном регулировании движения, добираться до Москвы примерно за 7 часов:
– Это медленнее, чем на «Сапсане» или «Ласточке», но зато — целое приключение. Сколько интересного можно увидеть, когда плывешь по реке! Но сейчас развитие транспорта пошло в другом направлении: поезда, автомобили, самолеты. Возможно, это правильно. Однако иметь на руках технологический опыт Алексеева — ответственность для целого государства. Сейчас в этом направлении мы почти ничего не развиваем, не строим — фактически все похоронили. Когда-то казалось, что это рывок в будущее, но теперь никто не видит на Волге и Оке кораблей на подводных крыльях, которых 50 лет назад был целый флот. Вообще я уверен, что ничего подобного больше никогда не будет.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости